Из двух зол я всегда выбираю третье.
Буриданов осел

Дареному коню в зубы не смотрят.
Синон, "История падения Трои"

- Трусишь? - басом спросила Ступа.
Лариса так удивилась, что ответила правду:
- Очень.
- И зря. Ты, главное, за меня держись. Со мной, понимаешь, не пропадешь.
Лариса послушно ухватилась за край Ступы.
- Спасибо.
- Вежливая, - одобрительно хмыкнула та и, помолчав, добавила: - Моя-то прежняя хозяйка таких слов, небось, и не выговорила бы. А ты, вон, прямо как тот железный ящик - даже по-английски ругаешься - пли-и-из... Настоящая, понимаешь, леди. Хоть и ведьма, конечно.
- Я не ведьма, - покраснела Лариса.
- Не скромничай, - Ступа вздохнула и загудела какой-то унылый ямщицкий мотив. Слуха у неё, к сожалению, не было.
Может быть, поэтому Лариса поторопилась спросить:
- Значит, вы умеете разговаривать?
- А ты ещё не заметила? - съехидничала певунья и озорно вильнула боками, отчего девочка чуть не вылетела за борт.
- Тысяча извинений, - Ступа легко выровняла полет и с удовольствием пояснила: - дорога, понимаешь, скользкая. Её бы, понимаешь, песочком. Как следует.
- Ничего страшного, - заверила насмерть перепуганная Лариса и мужественно закончила: - и всё-таки, когда мы летели к Площади, вы не разговаривали.
- Силы берегла. Первый вылет за три столетия. Не долго и квалификацию потерять, понимаешь. А всё этот рогатенький: мою прежнюю хозяйку в бочку засунул да в море выкинул.
- Как это? - ахнула Лариса.
- Так это. Конкуренция! Он её в гости-то зазвал, всякой гадостью напоил - и в бочку. Засмолил крышечку, слова какие надо сказал - и прощай, милая!.. А меня, вишь, в ломбард упрятал, чтоб лишнего не болтала. Такое, значит, гостеприимство.
- Странно, мне он показался таким хорошеньким.
- Хорошеньким? Ха! Ты его пятачок видела? Свинья - она, знаешь, и в Заземелье... Пакостник он, каких мало!
- И вовсе нет. Он хороший. Он мне даже бутылочку подарил.
- Выбрось.
- Не могу. Это подарок. Вдруг разобьётся?
- Верно, - согласилась Ступа, - разобьётся, а оттуда какая-нибудь гадость вылезет... Чего в бутылке-то?
- Душа... чья-то. Этикетка красивая и буковки нерусские.
- Нечисть, значит. Да ещё иноземная. Смотри, не открой случайно... Натерпимся мы из-за этого подарочка, чует мое сердце!
- Сердце?
- Конечно. Ты что ж решила, что у ступы и сердца не бывает? Ты думала, у меня там пламенный мотор, да? Фигушки. Никакой, понимаешь, механики, сплошное натуральное волшебство. Так что иной раз сердечко так прихватит - не обрадуешься. Да вот давеча, когда на Городскую эту Площадь летели, - всё, думаю, родная, суши пропеллер. Счас, думаю, крылья сложу и - фьюить.
- Простите, - очень осторожно спросила Лариса,- а сейчас у вас с сердцем всё-всё-всё в порядке?
Ступа как-то неопределенно вздохнула и на всякий случай сбавила ход. Впрочем, не прошло и нескольких секунд, как внизу, между зелёных лесных крон показался долгожданный зеленоватый просвет.
- Садимся, - коротко бросила Ступа и пошла на посадку.

Одна голова - хорошо,
а ни одной - лучше.
Всадник без головы,
"Жизнь после жизни"

Ступа мягко опустилась на знакомую Ларисе поляну. Точнее, почти знакомую. От первоначальной синевы не осталось и следа. Теперь и деревья в лесу, и сама поляна приобрели свой нормальный цвет. Впрочем, к зелёной Галаве это не относилось.
- Значит, по-твоему, я сумасшедшая? - раздался всё тот же сварливый голос.
- Ой, здравствуйте! - воскликнула девочка, ужасно радуясь тому, что Галава, несмотря на крепко зажмуренные глаза, не спит и даже разговаривает.
Желая задобрить хозяйку поляны, девочка вспомнила кое-что о так называемых комплиментах и как можно искренней сообщила:
- А знаете, зелёный цвет вам очень к лицу.
- Угу, - согласилась Галава, но глаз не открыла.
- Синий тоже был ничего, - добавила Лариса уже не так уверенно.
- Угу.
Похоже, со дня их последней встречи Галава поглупела ещё больше. Поверить в это было непросто, но Лариса поверила. Не добившись успеха с комплиментами, она решила испробовать тот ужасный сюсюкающий тон, каким все взрослые почему-то разговаривают с маленькими детьми, даже не подозревая, что те отвечают им только из вежливости. Но для пустой Галавы это вполне могло бы сгодиться.
- Ах, ах, ах, - затараторила Лариса, - какая чудесная поляна! Какая большая, какая зелёненькая! И чья же это, интересно, поляна?.. Кто-кто на поляне живёт, кто-кто на зелёной живёт?..
Галава открыла глаза и уставилась на Ларису. Окрыленная успехом, девочка продолжала.
- Ах, ах, - продолжала она, - какие у нас красивые зелёные глазки! Нет, нет, рассказывать - ну прямо сказка. А какие перышки! Какой носок! И, знаете что? - наверно ангельский быть должен голосок!
"Ну при чем тут какой-то носок?!" - подумала Лариса, но остановиться уже не могла. Она видела, что Галава начинает свирепеть, и всё-таки мужественно продолжала нести чушь.
- Ах, какая вы замечательная, необыкновенная Галава! Какие у вас замечательно большие уши! А почему у вас такие большие уши? Это, наверное, чтобы лучше слышать меня, да? А почему у вас такие большие зубы? Ах, только не говорите, что это для того, чтобы меня съесть! Нет, нет, ну конечно, вы так не скажете...
- Тебе чего надо, девочка? - Галава была в бешенстве. Её "замечательные глазки" дергались, особенно левый, а брови угрожающе шевелились. Лариса даже попятилась.
- Ничего, ничего, не нервничайте, пожалуйста, я просто хотела узнать, почему...
- Почему у меня такая короткая шея?
- Нет. Почему вы не хотите со мной разговаривать.
- Так мы ещё и знакомы?
- А разве нет?
Строго говоря, этого следовало ожидать. Если память как решето, разве в ней что-нибудь задержится, кроме макарон. Но Лариса не имела ничего общего с макаронами, она их даже не любила.
- Наверное, я ошиблась. Пожалуй, мне лучше уйти. Дело в том, что я очень, очень тороплюсь.
- Куда это?
- Туда.
- Туда нельзя.
- Почему?
- Потому, что нельзя.
- Но почему?
- По кочану!!! - рявкнула Галава, превращаясь к ужасу Ларисы в огромный капустный кочан.
Теперь-то Лариса знала, что имел в виду папа, когда сказал однажды за ужином, что у его научного сотрудника вместо головы кочан капусты. О да, это было кошмарное зрелище. Бедной девочке приходилось метаться по всей поляне, чтобы не угодить чудовищу под ноги... то есть, не под ноги... ну, в общем... ну... даже не знаешь, как сказать, а вы представьте, каково приходилось Ларисе!..
Впрочем, Галаве было не легче. В конце концов, она так закружилась, что, у неё началась мигрень. Охая и ахая, она остановилась посреди поляны и долго ещё не могла отдышаться.
- Возвращайся домой, - посоветовала капустная Галава.
- Не хочу, - девочка в изнеможении повалилась на мокрую траву, - я должна идти.
- Куда?
- Туда.
- Туда нельзя.
- Почему?
- Потому что нельзя, - упрямо повторила Галава, обмахиваясь широким капустным листом.
- Как же быть? - чего-чего, а с упрямством у Ларисы было всё в порядке.
- Не знаю, - снова сказал Галава, но тут же добавила:
- Можно попробовать загадки. Только чур, я первая.
Пусть будут загадки, - решила девочка, поднимаясь с мокрой травы и с грустью глядя на свое перепачканное платье. В конце концов, мало ли у неё в запасе всяких хитрых вопросиков, на которые не очень-то ответишь. Почему вода мокрая? А снег белый? И откуда в сыре берутся дырочки? И ещё такой - почему нельзя кататься на коньках по железной дороге? Вспомнив последний вопрос, Лариса даже улыбнулась и украдкой посмотрела на приунывший посреди поляны кочан. Судя по всему, у Галавы что-то не клеилось.
- Послушай, девочка, - заговорила она подозрительно ласковым голосом, - не могла бы ты мне помочь?
Наверное, помогать своим противникам - не самый удачный способ что-то выиграть, но не забывайте: Лариса была всего лишь маленькой девочкой и ещё не умела делать вид, что не слышит, когда её о чем-то просят. Поэтому она только вздохнула и согласилась.
- Вот здорово, - обрадовалась капустная Галава и уже совсем другим, деловым тоном пояснила:
- Видишь ли, мне бы хотелось загадать тебе одну очень трудную загадку, но я её никак не могу вспомнить. Там что-то такое:
Без та-та, без та-та,
та-та-ти-да, ти-да-та.
... Нет, никак не вспомню... Что-то о людях ещё - та-та-ти-да-та-людей.
- А про что загадка?
- Про огурец. Его там с избушкой сравнивают: люди залезли, а выбраться не могут.
- Без окон, без дверей?..
-Точно! Точно! - засмеялась Галава, - Без окон, без дверей, правильно!
И напустив на себя строгость, начала:
- Значит так. Вот тебе моя загадка, которую ты ни в жизнь не отгадаешь. Без окон, - Галава сделала многозначительную паузу, - заметь, девочка: без окон... Без дверей! - ещё многозначительная пауза, - Полна!.. Горница!.. Людей!
И все капустные листики затряслись, задрожали от смеха.
Лариса сначала закрыла глаза, затем нахмурила брови, потом потерла лоб, подержалась за подбородок, четыре раза цокнула языком, сладко потянулась и только тогда сказала отгадку.
Несчастный кочан сник - в самом прямом смысле этого слова. Его бедные листики совсем пожухли и увяли по краям, а некоторые даже свернулись в трубочку.
- Правильно. Кто бы мог подумать. А с виду - такая интеллигентная девочка...
Лариса совсем развеселилась. Поэтому, позабыв про всякие хитрые вопросики, выпалила первое, что пришло на ум:
- Без одежек, без застежек, нет ни ручечек, ни ножек!
Вот здорово получилось, - похвалила себя девочка, - даже складно. Правда, у "ручек" лишнее "че" оказалось, но ведь на то и стихи, чтобы было чуточку непонятно.
Видно, непонятно было не только одной Ларисе. Прошла минута, другая, третья, а окочаневшая Галава так и не пошевелилась.
- Нет такой загадки, - наконец сказала она.
Подумаешь! - юная поэтесса и сама это знала. Ведь эту загадку она только что придумала. Сама. А значит, и ответа у этой загадки не было. Вернее, он был, только ещё не придуманный...
- Это же кочерыжка! - засмеялась Лариса, и тут перед её глазами всё смешалось, завертелось, капустные листики, как стая перепуганных ворон, сорвались с насиженного места и зелёной тучей закрыли зелёное небо, и тотчас же пошёл зелёный-презелёный дождь, а там, где недавно была Галава, а ещё недавней кочан капусты, теперь лежала обыкновенная голая кочерыжка.
Путь был свободен.

У каждого свои недостатки.
Синяя Борода,
"Этика и психология семейной жизни"

- Лихо мы её отделали, - восторженно пробасила Ступа, когда, задевая макушки самых высоких деревьев, они с Ларисой летели над дремучим компьютерным лесом, после которого, как помнилось девочке, начиналось то самое поле, где никогда не встретишь ни одного фонарного столба, и где она впервые познакомилась с удивительным дымовым.
- Теперь, небось, будет знать,- разошлась Ступа, воинственно покачивая бортами, - небось, кочерыжкой-то не очень напугаешь. И правильно, нашла с кем связываться. Ха!.. Недаром одна толковая чебурпташка говорила: мол, дурная голова ушам покоя не дает! Это когда к моей прежней хозяйке в избушку залетела, а та её - в печку. Только ничего у них не вышло. Дыра-то в печке маленькая, а уши у чебурпташки - во какие! Как растопырит - потом обратно не затопыришь! Короче, застряла чебурптаха. Ведьма моя и так её запихивает, и эдак - фигушки! Вот тогда-то эта ушастая хозяйке моей и говорит: вот, говорит, дурная голова ушам покоя не дает. Так и сказала, представляешь?..

Ступе было стыдно, - Лариса это поняла сразу, как только та выпорхнула из кустов и, как ни в чем не бывало, поздравила её с Великой Победой. Теперь Ступа болтала без умолку, всячески превознося Повелительницу Капустных Кочанов и расписывая её ратные подвиги.
- Да, скажу я вам, это было сражение. Ураган! Тайфун! Раз, два - и пожалуйста: сто одёжек, и все, понимаешь, без застёжек. Я чуть со смеху не лопнула. В следующий раз мы её из кочерыжки в кочергу превратим, ладно?..
Наконец, Лариса решилась.
- Знаете, мне кажется, я должна вам сказать. Вы - самая настоящая трусиха.
Девочка тут же пожалела о том, что сказала. Потому что Ступа очень-очень расстроилась. А очень-очень расстроившись, рухнула вниз, прямо на макушки высокого леса. Верно, только это их и спасло...
Сидя в обнимку на зелёной-презелёной траве, ободранные и поцарапанные, они дружно дрожали после счастливо пережитой аварии. Согласитесь, ничто так не сближает попутчиков, как какие-нибудь стихийные бедствия или жуткие катастрофы.
- За-за-зачем Вы это сделали?
- Я не-не-ненарочно, - говорила Ступа, безуспешно пытаясь унять дрожь, - просто я у-ужасно расстроилась.
- Потому, что я назвала Вас трусихой?
- Да.
- И потому, что это неправда?
- Нет. Потому, что это правда.
Они помолчали, потом ещё немного подрожали, потом Лариса сказала:
- Не понимаю.
- Но ведь это просто. Одно дело знать, что ты, скажем, дерево, и другое дело, когда тебе говорит об этом дровосек.
- Действительно, просто, - согласилась девочка, - только не очень понятно.
- Если ты догадалась, что я трусиха, тебе самое время от меня избавиться, разве не так? Кому сегодня нужна старая трусливая ступа?
- Но если я избавлюсь от ступы, мне придется ходить пешком. Как же я тогда успею спасти падающую звезду?
Ступа тут же перестала дрожать.
- Действительно, как?... Я об этом что-то не подумала. А ведь всё очень просто. Понимаешь, если ты от меня избавишься, тебе придется ходить пешком... Надо же! Вот так наговоришь на себя с три короба, аж перед людьми стыдно.
И совсем развеселившись, Ступа закончила:
- А всё-таки, лихо мы её отделали!

Поспешай медленно!
Черепаха Зенона,
из "Книги рекордов Гиннеса"

- Мой тебе совет: давай пролетим мимо! Чего время зря терять? - говорила Ступа девочке, когда под ними раскинулось зелёное-презелёное поле.
- Но ведь там дымовой...
- И что? Мало ли дымовых на свете. Да я, если хочешь знать, всяких жуликов насмотрелась: и дымовых, и бочковых, и даже комодных. А уж о зерновых, лесовых, травяных да озерных и говорить не хочу. Как только где-нибудь что-нибудь произрастет - болото, там, или тумбочка, или меховая шуба - в них сразу какая-никакая гадость а заведется. Твой-то из семейства костровых будет, - тот ещё дедушка.
- Ну Ступочка, ну пожалуйста! Мы только разожжём костер - и обратно. Дед Пихто - он такой смешной, такой забавный, и он так любит сырые веточки. И потом, он может нам помочь...
- А если он тоже на тебя набросится?
- Тогда мы сразу убежим... Улетим.
- Ага, улетим. Значит, опять: чуть что - давай, Ступа, выручай, Ступа!
Лариса оставила без внимания последнее заявление и снова принялась за уговоры.
- Ну нет, - подытожила Ступа, - так у нас ничего не выйдет. Я туда ни за какие метёлки не полечу. Я боюсь... Так что можешь не просить: не поможет.
- Да? И что же мне, по-твоему, делать?!
- Приказать.
- А?
- Бэ!
- Но ты сказала...
- Я сказала: просить - бесполезно. А приказать ты всегда можешь, на то ты и хозяйка.
- А если я прикажу, ты послушаешься?

Лариса уже начала привыкать к странной манере обитателей Заземелья вести не менее странные разговоры, поэтому не удивилась бы, если бы Ступа теперь ответила отрицательно. Но та только затравленно вздохнула и, сужая круги, спустилась прямёхонько к костровищу.
- Давай, давай, - сразу заторопилась Ступа, - только время зря теряем.
Девочка ловко разложила веточки и запалила костер. Она вспомнила, как ночью стояла в синем-пресинем поле, никак не решаясь взять спички, которые, как известно, детям не игрушка. Лариса даже улыбнулась этим воспоминаниям. И даже снисходительно.
Потом Лариса перестала снисходительно улыбаться, и это понятно. Согласитесь, не так-то просто, наглотавшись едкого дыма, беспрерывно кашлять, тереть глаза и при этом ещё снисходительно улыбаться. (Если опыт Ларисы не кажется вам убедительным, можете потренироваться дома перед зеркалом, разложив на подзеркальнике аккуратный костерок из сырых обувных щеток. Для верности не мешает добавить парочку пинг-понговых шариков).
Итак, вскоре дыма было больше, чем потребовалось бы для появления целого отряда дымовых. Но появился только один - дед Пихто. На сей раз он был похож на старого партизана, какими их принято изображать в каких-нибудь старых фильмах про войну.
Партизан-дымовой подозрительно покосился на Ступу, потом прошёлся вокруг костра, что-то бубня и покряхтывая, затем укоризненно сказал:
- А ты опять кашляешь.
- А вы опять ворчите. Но я очень-очень рада, что вы здесь.
- Я тоже, - признался дед Пихто. - Спасибо за костерок.
Голос у него по-прежнему был недовольным и таким же трескучим, как сырые дрова, попавшие в жаркое пламя.
- Ну что, может, немного подуемся? Или пообижаемся? Как в старые добрые времена?
- Я спешу.
- Спешу, - передразнил дымовой, - подумаешь... А это что за бочка позади тебя?
- Что вы! Это Ступа. Обыкновенная деревянная Ступа.
- Деревянная? Это неплохо. Надеюсь, она сырая?
- Нет. И она помогает мне искать звёздочку.
Дед Пихто был поражен.
- Так ты её ещё не нашла?! И ты так спокойненько об этом говоришь? Ты торчишь здесь, как ни в чём не бывало, и тратишь драгоценное время на дурацкие разговоры о какой-то бестолковой Ступе, которая и на дрова-то не годится, потому что сухая?! Поразительно!.. А ну погодь...
И дымовой нырнул в самую середину костра, тут же растворившись в клубах непроглядного дыма.
- Уходить надо. Огородами, - выдавила из себя Ступа, - пока он нас живьем не зажарил. Инквизитор дыморощенный.
- Глупости. Ничего плохого он тебе не сделает. А когда вернётся, я...
- За шампурами пошёл. Шашлык будет делать будет. На дыму.
- Прекрати сейчас же, - приказала Лариса, и Ступа замолчала, обречёно уставясь на пылающие угли.
А когда показался дымовой, в руках он нес никакие не шампуры, а - что бы вы думали? - три маленькие циферки с того самого циферблата, что был показан девочке Самым Главным компьютером. 2, 3 и 4. Именно столько времени потратила Лариса на синем уровне в гостях у дымового.
- Возьми, - буркнул дед Пихто, но было видно, что он ужасно доволен своим благородством, - смотри, больше не теряй.
- Спасибо, дедушка.
- Фу-ты, нежности, - дымовой вдруг часто-часто заморгал, и голос у него стал ещё сварливей, чем прежде. - Ладно, давай, поторапливай свою бочку. Нечего тут засиживаться. Мне, может, спать охота...
Вот так и случилось, что заглянув на минуточку к дымовому, Лариса вернула себе три цифры, потерянные прошлой компьютерной ночью. А дымовой подбросил в костер оставшиеся ветки, и девочка даже отпрянула - такой пошёл от костра жар, так много едкого дыма повалило в зелёное-презелёное небо.
И ещё долго потом она смотрела на этот клубящийся, поднимающийся к облакам столб, в то время как заметно повеселевшая Ступа уносила её всё дальше и дальше от ворчливого, но замечательно доброго дымового. Уносила туда, где, если вспомнить первый уровень, живут себе поживают в своём настоящем сказочном дворце веселая Царевна и её невеселый шут.

А поворотись-ка, брат. Экой ты смешной стал!
Сестрица Аленушка,
"Занимательное животноводство"

Лариса сразу догадалась, что что-то неладно.
Ещё бы! Воды сказочного озера бурлили, точно бульон в кастрюле. А поскольку у этой воображаемой кастрюли отсутствовала крышка, от "бульона" валил пар, да такой густой, что за ним нельзя было разглядеть не только сказочный дворец, но и просто замок. В общем, за ним ничего нельзя было разглядеть.
Ступа благополучно перенесла девочку не другую сторону озера и теперь, зависнув над крышей замка, ждала очередного приказания.
- Эй-эй, привет, мышка-малышка!
Голос прозвучал совсем рядом, а ведь Лариса вместе со Ступой (вернее, Ступа вместе с Ларисой) висели в самом что ни на есть настоящем - хотя и очень зелёном - небе.
- А ты, оказывается, ведьма? Как интересно! Знаешь, говорят, в Испании их сжигали на кострах.
Ступа многозначительно хмыкнула, но Лариса сделала вид, что не заметила. И уж конечно, она не стала выспрашивать, где находится эта самая Испания, в которой не умеют обращаться с ведьмами. Она во все глаза принялась разглядывать ближайшую к себе башню. За решетчатым окошком мелькнула знакомая коса.
- Здравствуйте, Ваше Высочество!
Лариса и на этот раз попыталась сделать особо почтительный реверанс, но места в Ступе хватило только на очень вежливый.
- Ах, прошу тебя, без церемоний. Извини, что не приглашаю зайти, но сама видишь, какая здесь частая решетка. Да и неудобно звать гостей в темницу.
- В темницу?!
- Ну да, - засмеялась Царевна, но засмеялась как-то невесело. - Понимаешь, я сама во всём виновата. Он был в меня влюблен, а я смеялась. Ведь он шут, понимаешь? А раз он шут, я должна была смеяться, иначе мне пришлось бы его выгнать. Но мне совсем не хотелось его выгонять, и я смеялась над тем, как он шутит. А он и не шутил вовсе. А я смеялась. Понимаешь?
Для Ларисы всё это было немного сложно. На всякий случай она кивнула.
- Ах ты моя колдунья-молчунья, - улыбнулась Царевна, и из её левого глаза скатилась маленькая зелёная слезинка. - Вот так и вышло, что Змей Горюныч совсем потерял головы и стал злющий-презлющий. Перебрался в погреб и начал там жить, а ещё пить какое-то отвратительное зелье, пока не стал совсем зелёным. Ты видела когда-нибудь Зелёного Змея? Ужасное зрелище!.. Конечно же, он разбил своё треугольное зеркало и больше уже никогда не вздыхал, а только дышал, да и то огнём. Все окрестности задышал, всю траву выжег, озеро в кипяток превратил, а во дворце что натворил! Поначалу хоть извинялся. Дыхнет на какую-нибудь занавеску - та полыхает, а он жалуется: вот, говорит, Царевнушка, душа у меня горит, горит-догорает без надобности. Наверно, так оно и было, потому что душа у Змея скоро вся и выгорела, ничего не осталось, совсем он какой-то злой стал. Теперь вот в башню меня заточил, а сам ходит вокруг замка, стережёт. Правда, смешно?
И царевна обронила ещё одну зелёную слезинку - из правого глаза.
Лариса и сама готова была зареветь. Она вспомнила бедного влюбленного Змея, горюющего над треугольным зеркалом, и не знала, кого ей жалеть в первую очередь, а кого - во вторую. Но Царевна была рядом и выглядела такой несчастной, что Лариса всё-таки не сдержалась и заплакала вместе с ней.
- Что ты делаешь?! - воскликнула Смеяна.
- Я ... пла... плачу, - объяснила сквозь рыдания девочка, - а... а... что?..
- А то, что тебе некогда плакать! С минуты на минуту здесь появится Змей Горюныч, и тогда...
Что будет тогда - Лариса так и не узнала, потому что действительно появился Змей.
"Он страшно изменился", - подумала Лариса, и поверьте, это было ещё мягко сказано.

Зелёный Змей был ужасен. Он плохо держался на подгибающихся лапах и беспрерывно хлопал крыльями, пытаясь хоть как-то удержать равновесие. Все три головы жили совершенно самостоятельной жизнью, точно никогда прежде не встречались друг с другом и даже не были хоть как-то знакомы. При каждом неверном шаге Горюныча они сталкивались лбами, злобно переругивались и бешено вращали глазами. И, должно быть, поэтому никак не могли сосредоточить взгляд на отдельно взятом предмете.
Предметом в данном случае была Лариса, вместе со Ступой зависшая прямо перед ужасным чудовищем.
- Спасайся, - крикнула Смеяна, но всё напрасно.
Змей наконец собрал все свои глаза вместе и попытался увидеть Ларису. Скоро ему это удалось.
Стукаясь головами, он сделал ещё несколько шагов и заглянул в Ступу.
- Ты кто? - рявкнули головы, на этот раз достаточно слажено. То есть, первая громыхнула "ты", вторая - "кто", а третья, самая немногословная, вопросительно икнула.
- Я С-с-ступа, - раздался сдавленный заикающийся басок, и Лариса чуть не подпрыгнула от неожиданности, как если бы совсем забыла, что её Ступа - говорящая.
- Кто-кто-кто? - рявкнули по очереди головы.
- Ступа-Ступа-Ступа, - так же по очереди ответила та каждой из вопрошавших.
- Глупости, - загромыхал Змей, и в одной из его разверзнутых пастей что-то опасно полыхнуло. - Ты не ступа. Ты девочка. И ты здесь уже была.
Огонь его уже клокотал где-то на кончиках высунутых языков, но тут третья голова снова икнула, и пламя погасло.
- Мне кажется, меня здесь ещё не было, - уже не так уверенно отозвалась Ступа.
- И не разговаривала басом, - согласился вдруг Змей, доказав себе что-то важное. - Тем лучше. Раз я тебя не знаю, мне будет гораздо легче...
Молчавшая до сих пор Лариса вспомнила о том, что ещё недавно была очень смелой, и, собравшись с духом, выпалила:
- Как вам не стыдно, - выпалила она, чувствуя, что её храбрость возрастает вместе с уверенностью в своей правоте. - Вы же были таким добрым, хорошим, мы так здорово разговаривали все втроём - вы, Царевна и я. Конечно, я не ступа. Я девочка. И вы меня узнали.
- Да, - вздохнул Змей, и в его опять расползающихся глазах появилось какое-то подобие раскаяния. - Теперь мне будет намного труднее.
- Что... труднее?
- Тебя съесть.
Лариса больше не сомневалась, кого ей жалеть в первую очередь, а заодно - во вторую и в третью.
- Ну спасайся же! - снова крикнула Царевна, и на этот раз Лариса её расслышала очень хорошо. И всё-таки...
- Я не могу! Я не могу оставить вас в беде, - еле слышно произнесла девочка, с ужасом понимая, что так оно и есть.
- Ах, мышка-малышка, как ты не понимаешь, что в беде сейчас ты!
Словно для того, чтобы подтвердить слова Царевны, Змей Горюныч как-то странно изогнул шеи, набрал побольше воздуха, и...

Конечно, Ступа уверяла, что никогда раньше не гостила в сказочном замке, и всё же с повадками змеев была знакома куда лучше Ларисы. Так что не успел Горюныч выпустить свое грозное пламя, как Ступа проворно рванула в сторону и, облетев Змея, оказалась у него за спиной. Не разобравшись, в чём дело, ящер сделал несколько ненужных шагов... несколько очень ненужных шагов, и отчаянно трепыхая крыльями, завалился набок. Наверное, в другое время это могло бы показаться забавным, но сейчас никто и не улыбнулся, даже Смеяна. Пользуясь передышкой, она протянула Ларисе аккуратную маленькую циферку - 5.
- Возьми. Я сумела её сохранить. Может быть, она поможет тебе найти то, что ты ищешь. Прощай.
На этот раз Ступа не стала дожидаться никаких приказаний, и стремительно набрав скорость, ринулась прочь от замка. А рядом с башней, охая и ругаясь, уже поднимался на лапы чудовищный Змей. Вот он медленно двинулся вперед, вот пригнул все три головы к земле, вот заработал крыльями. Быстро, быстро, а потом ещё быстрее. А потом так быстро, что стал похож на огромную зелёную стрекозу, легко и уверенно поднимающуюся в небо.