НЕЗАКОНЧЕННАЯ ЛЕТОПИСЬ,
обнаруженная в руке бесчуственного
переводчика у поворота на Котур-Депе
Чудны твои дела, Аллах Акбаров!
Я, впрочем, не ропщу, знать, так и нужно,
Чтобы одно из тысячи племен,
Которые тебя признали главным
Из всех возможных башлыков1 надмирных,
Пришло сюда и поселилось тут,
Где жить нельзя, но что им до того?
Так думал я холодным ранним утром,
Внезапно осознав себя лежащим
У поворота на Котур-Депе.2
Не то, чтобы постичь, но даже вспомнить
Не мог того я, что меня влекло
Вчерашней ночью в этот дикий край,
Куда не долетают качкалдаки,3
И где перевелась рус-арагы.4
Зачем я здесь, ничтожное созданье,
Один из прочих божьих человецев:
Мерзавцев, идиотов, мудаков...?
И вскоре, тошноту превозмогая,
(С годами это делать все труднее!)
Я пробовал подняться, но увы!
Родной земли-паскуды притяженье
Меня тянуло вертикально вниз.
Континуум пространно-временной
(Вообще-то он пространственный, но Бог с ним)
Хорош не тем, что плохо поутру
Найти себя в пространстве незнакомом,
Нечистом, неуютном, удаленном,
А тем, что хорошо себя найти
Во времени. Пусть в первом приближеньи,
С погрешностью не более трех дней.
И что-то вдруг во мне зашевелилось,
И пламя человеческой гордыни
От этих мыслей вдруг во мне зажглось.
Махтумкули5, конечно, я не ровня,
С Карамзиным6, занудой многотомным,
Тягаться мне с похмелья не с руки,
Но вздумал я (опять-таки с похмелья,
Что безусловно служит оправданьем)
Объять все необъятное за раз.
Все объяснить, всему найти причину.
И, предвкушая многолетний труд,
Я двинулся обратно к Челекену7,
Где проживал я молодые годы
В компании таких же мудаков,
Каким был сам. Об этом, впрочем, позже.
Сейчас же, тошноту превозмогая,
Я говорю: начнем, благословясь.
И раз в Котур-Депе не похмеляют,
Я начинаю в муках свой рассказ.
Однажды Бог нашел в кармане слово.
Крутил его, вертел его, но все же
Решил сказать, чтоб стало хорошо.
Однако хорошо не получилось
И не могло, ни при каком раскладе,
Поскольку слово было так себе:
Всего лишь три нетривиальных слога -
Сначала "ЧЕ", а после "ЛЕ" и "КЕН"
И море, над которым Бог носился
Вдруг вздыбилось, и остров появился,
Похожий сверху на огромный член.
(Что крайне символично!) "Вот-те нате! -
Подумал Бог.- Но что мне с этим делать?
Попробую другое я словцо."
Простим его за маленькую шалость
И станем дальше время прозревать.
В йомудских дебрях Западной Сибири,
А может, и Восточной, то - не суть,
Вдруг началось брожение в умах.
Йомудам8 что-то стало все не мило,
Все было как-то чересчур спокойно,
Короче, стало им нехорошо.
К тому же злая муха укусила
Тогдашнего йомудского Баши9.
И он собрал тогда совет старейшин
И заявил, что время делать ноги.
На юго-запад, где бурлит Хазар,
Где есть по слухам сказочное место,
Где все цветет и пахнет, и фонтаны
Горячей нефти бьют из-под земли.
Зачем им нефть, никто тогда не понял,
Но спрашивать Баши им было лень.
Опустим годы трудного похода.
Замечу только, что за это время
Баши-первопроходец занемог
И тихо помер, не подозревая,
Что повезло ему необычайно:
Он так и так не смог бы пережить
Горячую людскую багодарность -
Тяжелые удары по лицу,
По печени, по почкам и по яйцам,
Поскольку, очутившись в Челекене,
Его народ внезапно осознал,
В какой глубокой беспросветной жопе
Он оказался по вине мерзавца,
Что подло взял и безмятежно сдох,
Не будучи подвешен за мошонку
Во искупленье этого греха.
Хотели было двинуться обратно,
Но вновь нашелся кто-то шибко умный
И сжег йомудам лодки и плоты,
И сделал невозможной переправу.
И им пришлось забыть о возвращеньи
На милый азиатский континент,
Где, может, и скучнее, чем в Европе,
Но можно жить, а тут и жить нельзя.
Не знаю я печальнее картины:
На берегу, средь птичьего помета,
Имея за спиной один песок,
А впереди непитьевоe море,
Сидят йомуды и зовут Аллаха,
Но остров-член Аллаху до балды.
И лишь его когда-то первый кореш,
А после падший ангел и злодей
Явился одураченным йомудам,
Готовым в депрессухе и печали
На шеи свои руки наложить.
Он подогнал питательных верблюдов,
Он показал им в море осетровых,
Он научил их сеять анашу,
Чтобы лечить депрессию и скуку,
Не отвлекаясь на напрасный труд.
Спася бедняжек от голодной смерти,
Такую речь задвинул бывший ангел:
"Короче, пацаны, не надо ссать!
Курите косяки, ловите рыбу.
Я вас не брошу, зуб даю, ты понял?
Я не такой дешевый фраерок,
Как ваш Аллах. Аллах жить будет вечно,
А вам до завтра надо бы дожить".
С тем отбыл. Благодарные йомуды
Решили, что когда-нибудь на месте
Том, где Бабай явился им в дыму
И пламени, и серном перегаре,
Они всем общаком построят нечто,
Что будет им всегда напоминать
О том, кто подарил сердцам надежду.
(Теперь там, кстати, сажевый завод.)
Шли годы. Быт йомудов стал чудесен:
Верблюды размножались словно кошки,
Плантации душистой анаши
Украсили унылую пустыню.
Никто смотреть не мог на осетрину -
Все ели только свежую икру.
Культура и ремесла, правда, скисли -
В раю ремесла в общем ни к чему.
И слух пошел вокруг всего Хазара
О том, что остров, признанный всем миром
Нисколько непригодным для жилья,
Облюбовала секта сатанистов
И в ус не дуют, и живут неплохо.
Работать не хотят, зато курить
Способны круглый год без перерыва.
Им в этом безусловно равных нет.
А годы шли. Когда в Московском царстве
Однажды производство русской водки
Приобрело промышленный размах,
И наконец-то стал возможен экспорт
Полезного и вкусного продукта
В далекие заморские края,
Жизнь в Челекене стала просто сказкой.
Со всех сторон поехали купцы,
Везя на остров огненную воду
Хорошего московского разлива,
(На местном языке - Рус-арагы)
Ее меняя на богатства края:
Верблюдов, коноплю и осетрину.
Йомуды засучили рукава
Нестиранных столетьями халатов
И изменили распорядок дня:
Теперь с утра, опухшие и злые,
Они сперва технично похмелялись,
А уж потом готовили косяк,
Чтобы припасть к живительным истокам
Им данного Бабаем откровенья.
Под вечер открывали арагы,
И неспеша, за дружеской беседой
Успешно упивались вдребадан.
Никто их воевать и не пытался.
Идея обустройства государства
Была йомудам глубоко чужда.
Промеж собой они делились просто:
Кто мог, не тратя время на закуску,
Четыре литра внутрь засосать,
Тот был башлык, читай - большой начальник
И мог всех прочих на хуй посылать.
Однажды с вновь прибывшими купцами,
Пригнавшими три танкера водяры,
Пришла островитянам злая весть.
Им сообщили, что они, во-первых,
Туркмены; во-вторых, на континенте
Случилось что-то, и они теперь
Подчинены российскому престолу,
Который их намерен угнетать.
И точно - не успели похмелиться
Как следует и приступить к куренью
Дающих волю к жизни косяков,
Как вдруг со всех сторон на них свалились
Небритые хмельные оккупанты,
Готовые решительно на все.
Естественно, им не сопротивлялись.
Не потому, что нету дураков -
В них никогда не будет недостатка,-
А потому, что было недосуг им
Бросать свои привычные дела.
Пришельцев тут же щедро наделили
Тем, что имели, и в хмельном угаре
Признали власть российского царя.
Он все равно сидел в Санкт-Петербурге,
А где это - никто из них не знал.
Царю они послали десять бочек
Икры, тюк анаши и двух верблюдов,
Которых не увидел Петербург,
Поскольку их сперва решили вымыть
И стали натирать животных мылом -
Два гордых зверя сдохли в тот же миг,
Не вынеся такого обращенья.
Куда девалась анаша - вопрос.
Царю же, впрочем, и икры хватило.
Познавши вкус невиданной закуски,
Царь хряпнул под неё аж полведра,
Чего с ним отродясь и не случалось!
А по утру, не мучаясь башкою,
Он в погреб за добавкою полез,
Воздав хвалу чудесному продукту!
(Как ныне кто-то славит "Гербалайф")
Ан-нет! Братки-то за ночь постарались,
Ну, ладно - водка - у метро в киоске,
А за икрой-то ехать в эту хрень!
Царь пожалел, что отрубился раньше -
- Иные пробухали до обедни.
Он, выйдя в залу, их ещё застал,
Но толку, к сожаленью было мало:
Осталась только банка огурцов,
Две шпроты в масле, да бутыль "Смирнова".
Царь, осерчав, об пол хватил стаканом
И завинтил "Смирновку" из горла
А после, с бороды смахнувши капли,
И жутко отрыгнув чесночным духом,
Под ропот потрясённого дворянства,
Сказал: "Довольно есть меня с говном!"
И продолжал: "Доколе жировать
Вы будете за счёт казны российской,
Не скидываясь даже символично?
Отныне я повелеваю вам
Торговое наладить сообщенье
С тем краем,.. как его к едрени мати?..
Ну, с островом, похожим на балду,
Где сказочные залежи закуски,
Забавно именуемой "колпит"!10
И, чтобы (тут царя слегка качнуло)
До следующих наших посиделок,
Короче говоря, на Первомай,
Подвалы распирало от запасов!
Чтоб за бухлом не надо было бегать,
Чтоб на столе главенствовал колпит,
Забавно именуемый икрою..."
Тут царь уже совсем понёс пургу...
Его в кровать насилу уложили.
Затем, прикончив огурцы и шпроты,
Дворяне побазарили чуток
По пьяной лавке: дескать бы нехило
Надыбать бабки и через пустыню
Железную дорогу проложить,
Убивши сразу пару качкалдаков:
Сбывать водяру и возить икру!
Но самое смешное, что в итоге,
Действительно, строительство сумели
Начать, и даже чуть не довели
В угаре пьяном аж до Челекена,
Но, то ли испугавшись этой жопы,
Иль просто, уперевшись в Копет-Даг11,
Или хотя бы так, назло йомудам,
Дорогу проложили стороной...
Казалось, стало всё преображаться:
Туркмены упивались в готовальню,
Торговцы стали бабки зашибать,
Царь жрал икру, облизывая пальцы,
Дворяне, как и прежде жировали...
Как вдруг, тихонько начал поднимать
Свою башку рабочий класс российский,
Один из всех оставшийся в дерьме.
Ещё бы! Те пируют днём и ночью,
Пропив стыда и совести остатки,
Другие мирно дуют косяки,
В то время, как рабочие нещадно
Гнут спины на проклятых дармоедов.
Ведь кто-то должен уголь добывать,
Прокладывать дорогу по барханам,
Вагоны строить, паравоз водить...
И вот, собравшись с тяжкого похмелья,
Ненастным утром, как-то, в октябре,
Рабочие порастрясли крестьян,
Попозже подкатили и к матросам.
(На этих было вообще забили -
- Ну на хера в пустыне корабли?..)
Те ржавчину очистили с "Авроры"
И дали залп по Зимнему Дворцу!..
Что было дальше, в общем всем известно.
В Туркмении настал полнейший хаос!
Торговля в запустение пришла...
К тому же, тут ещё товарищ Ленин
Провозгласил: "...Для нас из всех пернатых
Является важнейшим качкалдак!..."
Наехали сюда красноармейцы,
Товарищ Сухов бился с Абдуллой...
Потом всё стихло. Мирные туркмены
Плантации свои восстановили,
Верблюдов было снова развели,
Ловили осетров, растили дыни,
Плели ковры, варили плов и даже,
Зачем-то нефть решили добывать.
Но не успели подмигнуть и глазом,
Как почему-то кончилась лафа.
Сначала коноплю позапрещали,
Уплыли осетра и не вернулись,
Потом подорожала арагы.
А вслед за этим, некто из туркменов
Решил себя назначить самым главным,
Никто так и не понял, почему.
Добыча нефти чуть ли не зачахла.
Остался только сажевый завод...
И как когда-то на Руси варягов
Любезно пригласили для порядка,
Йомуды свой направили призыв
По адресу шотландии далёкой.
Те свистнули подобным раздолбаям
Хорватам и другим, навроде их,
Набрали переводчиков для стёба,
И хлынули толпой на Челекен!..
С тех пор уже прошли лихие годы.
Жить стало несравненно веселее,
Добыча нефти малость возросла.
Зачем, таки-опять никто не понял!..
Зато никто без дела не гуляет,
За вычетом верблюдов, разве что.
Здесь каждую субботу дискотеки...
...Зря столько строчек начал с буквы З!..
Но уследить за стилем нету мочи -
- Похмелье давит, зной всё нестерпимей...
И я пишу слабеющей рукой:
От недостройки Вавилонской башни,
Ликуйте, переводчики, покуда
Есть в мире иностранные слова!..
А летопись пускай закончат внуки,
Даст Бог, на них на всех колпиту хва.... ...
Примечания:
1 Башлык - шапка (тюркск.); здесь - большой начальник.
2 Котур-Депе - место такое.
3 Качкалдак - лысуха, птица, навроде утки, гастрономический культ особо неблагополучных регионов Туркменистана (см. отдельную работу).
4 Рус-арагы - русская водка (туркм.).
5 Махтумкули - шибко умный туркмен, описавший дела своего народа в стихах.
6 Карамзин - шибко умный русский аналог Махтумкули, писавший в прозе.
7 Челекен - Город и полуостров в Каспийском море, где обосновалась компания "Лармаг". Полная жопа.
8 Йомуды ; (йомуты) - одно из родоначальных туркменских племён.
9 Баши - голова (туркм.); здесь - самый большой начальник.
10 Колпит - "коллективное питание" (междунар.) - паёк, жизненная основа особо неблагополучных районов Туркменистана.
11 Копет-Даг - горы такие.
Страницы 1-5 написаны в 1996 (?) году одним переводчиком СП "Лармаг-Челекен",
А страницы 6-9 (выделенный текст) - 27.12.1997 - другим переводчиком...
|
